Неточные совпадения
Тем не менее он все-таки сделал слабую попытку дать отпор. Завязалась борьба; но предводитель вошел уже в
ярость и не помнил себя.
Глаза его сверкали, брюхо сладострастно ныло. Он задыхался, стонал, называл градоначальника душкой, милкой и другими несвойственными этому сану именами; лизал его, нюхал и т. д. Наконец с неслыханным остервенением бросился предводитель на свою жертву, отрезал ножом ломоть головы и немедленно проглотил.
— Вскоре после венца он и начал уговаривать меня: «Если хозяин попросит, не отказывай ему, я не обижусь, а жизни нашей польза будет», — рассказывала Таисья, не жалуясь, но как бы издеваясь. — А они — оба приставали — и хозяин и зять его. Ну, что же? — крикнула она, взмахнув головой, и кошачьи
глаза ее вспыхнули
яростью. — С хозяином я валялась по мужеву приказу, а с зятем его — в отместку мужу…
После двух рюмок необыкновенно вкусной водки и дьякон и Лютов показались Климу менее безобразными. Лютов даже и не очень пьян, а только лирически и до
ярости возбужден. В его косых
глазах горело нечто близкое исступлению, он вопросительно оглядывался, и высокий голос его внезапно, как бы от испуга, ниспадал до шепота.
Самгин закрыл
глаза, но все-таки видел красное от холода или
ярости прыгающее лицо убийцы, оскаленные зубы его, оттопыренные уши, слышал болезненное ржание лошади, топот ее, удары шашки, рубившей забор; что-то очень тяжелое упало на землю.
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал на
глаза и не так часто гонял голубей. Блинов снова загнал две пары его птиц, а недавно, темной ночью, кто-то забрался из сада на крышу с целью выкрасть голубей и сломал замок голубятни. Это привело Безбедова в состояние мрачной
ярости; утром он бегал по двору в ночном белье, несмотря на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину пить кофе и, желтый от злобы, заявил...
Голос ее звучал все крепче, в нем слышалось нарастание
ярости. Без шляпы на голове, лицо ее, осыпанное волосами, стало маленьким и жалким, влажные
глаза тоже стали меньше.
Он был выше Марины на полголовы, и было видно, что серые
глаза его разглядывают лицо девушки с любопытством. Одной рукой он поглаживал бороду, в другой, опущенной вдоль тела, дымилась папироса.
Ярость Марины становилась все гуще, заметней.
— Что ты, кум! — выпуча на него
глаза, сказал Тарантьев. — Ну, — заключил он с
яростью, — теперь обругаю же я земляка на чем свет стоит!
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в
глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в делах, писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; притом всё требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с рук одно дело, как уж опять с
яростью хватаются за другое, как будто в нем вся сила и есть, и, кончив, забудут его и кидаются на третье — и конца этому никогда нет!
Где замечала явную ложь, софизмы, она боролась, проясняла себе туман, вооруженная своими наблюдениями, логикой и волей. Марк топал в
ярости ногами, строил батареи из своих доктрин и авторитетов — и встречал недоступную стену. Он свирепел, скалил зубы, как «волк», но проводником ее отповедей служили бархатные
глаза, каких он не видал никогда, и лба его касалась твердая, но нежная рука, и он, рыча про себя, ложился смиренно у ног ее, чуя победу и добычу впереди, хотя и далеко.
Закипит
ярость в сердце Райского, хочет он мысленно обратить проклятие к этому неотступному образу Веры, а губы не повинуются, язык шепчет страстно ее имя, колена гнутся, и он закрывает
глаза и шепчет...
Дмитрий Федорович почти с какою-то
яростью поднялся с места, он вдруг стал как пьяный.
Глаза его вдруг налились кровью.
Иван Федорович проговорил это совсем в
ярости, видимо и нарочно давая знать, что презирает всякий обиняк и всякий подход и играет в открытую.
Глаза Смердякова злобно сверкнули, левый глазок замигал, и он тотчас же, хотя по обычаю своему сдержанно и мерно, дал и свой ответ: «Хочешь, дескать, начистоту, так вот тебе и эта самая чистота».
Галактион ничего не ответил отцу, а только опустил
глаза. Он даже не спросил, кто невеста. Это последнее окончательно возмутило старика, и он накинулся на своего любимца с неожиданною
яростью...
— Ну да, да, пусть я его ненавижу, пусть! — вскричал он вдруг с необыкновенною
яростью, — и я ему выскажу это в
глаза, когда он даже умирать будет, на своей подушке!
Но лишь только он услышал ее крик, безумная
ярость сверкнула в
глазах его. Он схватил медальон, с силою бросил его на пол и с бешенством начал топтать ногою.
— Да, но ведь это выйдет неловко, Альфред Осипыч, — заметил генерал, отлично представляя себе неистовую
ярость Нины Леонтьевны. — Все было против него, и вдруг он останется! Это просто дискредитирует в
глазах общества всякое влияние нашей консультации, которая, как синица, нахвастала, а моря не зажгла…
Что я вам приказываю — вы то сейчас исполнять должны!» А они отвечают: «Что ты, Иван Северьяныч (меня в миру Иван Северьяныч, господин Флягин, звали): как, говорят, это можно, что ты велишь узду снять?» Я на них сердиться начал, потому что наблюдаю и чувствую в ногах, как конь от
ярости бесится, и его хорошенько подавил в коленях, а им кричу: «Снимай!» Они было еще слово; но тут уже и я совсем рассвирепел да как заскриплю зубами — они сейчас в одно мгновение узду сдернули, да сами, кто куда видит, бросились бежать, а я ему в ту же минуту сейчас первое, чего он не ожидал, трах горшок об лоб: горшок разбил, а тесто ему и потекло и в
глаза и в ноздри.
В это время сквозь толпу пробрался опричник, не бывший в числе пировавших, и стал шептать что-то на ухо Малюте Скуратову. Малюта вспыхнул, и
ярость изобразилась на лице его. Она не скрылась от зоркого
глаза царя. Иоанн потребовал объяснения.
Как теперь гляжу на него; он прогневался на одну из дочерей своих, кажется, за то, что она солгала и заперлась в обмане; двое людей водили его под руки; узнать было нельзя моего прежнего дедушку; он весь дрожал, лицо дергали судороги, свирепый огонь лился из его
глаз, помутившихся, потемневших от
ярости!
— Капитан Гез, — сказал я, тщательно подбирая слова, чувствуя приступ
ярости, не желая поддаваться гневу, но видя, что принужден положить конец дерзкому вторжению, оборвать сцену, начинающую делать меня дураком в моих собственных
глазах, — капитан Гез, я прошу вас навсегда забыть обо мне как о компаньоне по увеселениям.
Князь задыхался от
ярости. Перед крыльцом и на конюшне наказывали гонцов и других людей, виновных в упуске из рук дерзкого янки, а князь, как дикий зверь, с пеною у рта и красными
глазами метался по своему кабинету. Он рвал на себе волосы, швырял и ломал вещи, ругался страшными словами.
Что-то еще хотел крикнуть, но обиженно замолчал. Вынул одну папиросу, — сломал и бросил в угол, вынул вторую и с
яростью затянулся, не рассчитав кашля: кашлял долго и страшно, и, когда сел на свое кресло у стола, лицо его было сине, и красные
глаза смотрели с испугом и тоской. Проговорил...
И захваченные волной, ослепшие в дыму пожаров, не замечали они, ни Саша, ни Колесников, того, что уже виделось ясно, отовсюду выпирало своими острыми краями: в себе самой истощалась явно народная
ярость, лишенная надежд и смысла, дотла, вместе с пожарами, выгорала душа, и мертвый пепел, серый и холодный, мертво глядел из
глаз, над которыми еще круглились яростные брови.
Потрясая рукой, он вытянул ее свирепым движением. Дюрок быстро взял руку Варрена выше кисти, нагнул вниз, и… и я неожиданно увидел, что хозяин квартиры с
яростью и мучением в лице брякнулся на одно колено, хватаясь другой рукой за руку Дюрока. Дюрок взял эту другую руку Варрена и тряхнул его — вниз, а потом — назад. Варрен упал на локоть, сморщившись, закрыв
глаза и прикрывая лицо.
Оттолкнув её руку, Артамонов крепко закрыл
глаза и сквозь зубы повторил с лютой
яростью...
Другой был армеец Волынского полка. Смерть застала его внезапно. Он бежал, разъяренный, в атаку, задыхаясь от крика; пуля ударила его в переносье, пронзила голову, оставив по себе черную зияющую рану. Так и лежал он с широко раскрытыми, теперь уже застывшими
глазами, с открытым ртом и с искривленным
яростью посинелым лицом.
Он видел, как вся вспорхнулась и вздрогнула Катерина, как злобно засверкали
глаза старика из-под тяжело сдавленных вместе бровей и как внезапно
ярость исказила все лицо его.
Тяжелый нам выдался день. Парило невыносимо, и через час мы были так мокры от пота, что хоть выжимай. Надоедливая микроскопическая мошкара вилась кучами над головой, залезала в
глаза, в нос, в уши и доводила до бессильного бешенства, когда с
яростью хлопаешь себя по щекам, размазывая насекомых по лицу, как кашу.
Эта ясная логика и твердый тон пришлись, очевидно, по вкусу ямщикам. По всей избе пошел одобрительный говор. Но Островский только сверкнул
глазами и с внезапной
яростью ударил кочергой по дровам. Пук искр метнулся в трубу камелька… Ямщики дрогнули; ближайшие попятились.
В таких случаях меня охватывали
ярость и отчаяние: да что же это за наука моя, которая оставляет меня таким слепым и беспомощным?! Ведь я, как преступник, не могу взглянуть теперь в
глаза этой пущенной мною по миру женщине, а чем же я виноват?
Чудовищная, беспричинная
ярость бушует в нем, он весь дрожит от злобы, стеклянистая слюна течет изо рта, в
глазах тупое безумие.
Она только обводила прибывших злыми, помутившимися
глазами, и лишь тогда, когда кузнец начал набивать ей на ноги, обитые железом колодки, она обвела вдруг вокруг себя диким, полным бессильной
ярости взглядом и так взвизгнула, что державшие ее драгуны чуть не выпустили ее из рук, а кузнец уронил молоток.
Он говорил прерывающимся голосом, задыхаясь от
ярости, с блуждающими, широко открытыми
глазами.
Он поднял голову. В его потухших
глазах блеснул злобный огонек, а в голосе прозвучали ноты еще не улегшейся
ярости. Все лицо его до того исказилось, что Александр Васильевич, не бывший, как мы знаем, человеком робкого десятка, невольно отшатнулся на стуле.
Высокий стройный брюнет, с волнистыми волосами и выхоленными усами и баками, оттенявшими матовую белизну лица, с правильными, точно выточенными, выразительными чертами и темно-карими большими
глазами, менявшими свое выражение по настроению их обладателя, то сиявшими лучами притягательной силы мягкости, то блестевшими стальным блеском гордости и своеволия, то горевшими зеленым огнем гнева и
ярости.